Д О Р О Г А

(почти по Дж.Лондону)

   Вам никогда не приходилось ездить на мягких вагонах? Нет? Тогда я расскажу, как это было. В то время, о котором пойдет рассказ, "мягкими" называли купейные вагоны, в отличие от жестких плацкартных.
   Шел 1946 год. Я недавно демобилизовалась из армии, было мне 22 года и от армии остался у меня задор, жизнерадостность и доверие к людям.
   Наша семья только что перебралась из города Борисоглебска, где находилась в эвакуации с 1942 года, на родину, в Воронеж. Я переводилась на 2-й курс Воронежского пединститута из Борисоглебского, где училась после окончания войны. При приеме моих документов оказалось, что не все предметы выставлены в мою зачетную книжку, и мне заявили, чтобы я в трехдневный срок представила все документы, в противном случае не буду зачислена в институт. Через три дня начинались занятия и терять времени было нельзя.
   К концу дня я уже сидела в пригородном поезде "Воронеж-Грязи" и через несколько часов была на узловой станции. Над закрытым окошечком билетной кассы висело обычное в то время объявление: "Билетов нет". Ближайший пассажирский поезд "Москва-Сталинград" прибывал ночью.
   Вокзал быт забит до отказа. Я вышла на перрон. На нагретом за день асфальте всюду сидели и лежали люди. С трудом найдя место, я присела на какой-то выступ, сняла с плеча военный рюкзак, заглянула в него. В нем лежало единственное шелковое синее платьеце из довоенного платья старшей сестры и большой кусок пирога с повидлом, положенный мне в дорогу мамой. Я отломила кусок пирога и тотчас же ко мне придвинулась женщина, очевидно, молодая, но вся какая-то серая, так что по виду невозможно было определить, сколько ей лет. Я поняла, что она хочет есть, и отдала ей пирог.
   женщина рассказала мне, что она только что вышла из тюрьмы и ей надо добраться домой, в сторону Борисоглебска. Узнав, что и я туда еду, она посоветовала мне держаться около нее, заверив, что я с ней не пропаду. Мне что-то не очень хотелось ее помощи, и я стала прохаживаться по перрону, приглядываясь к пассажирам.
   В то скудное послевоенное время железные дороги захлестнула волна "мешочников". Многие люди, сориентировавшись в обстановке, начали ездить в разные края, закупая там и перепродавая у себя необходимые вещи и продукты, поднялась спекуляция и с этим явлением приходилось бороться железнодорожным службам и милиции, из-за этого так трудно было куда-нибудь поехать. Проходя по перрону, я заметила группу мужчин, по виду рабочих, среди них был молодой паренек. Они о чем-то оживленно разговаривали. Через некоторое время паренек подошел ко мне, спросил: "Студентка? Куда едешь? В Борисоглебск? А мы - в Народную, это недалеко от Борисоглебска. Я тоже студент, учусь в Воронеже в техникуме. Еду с дядей домой. Хочешь, поедем с нами, мы будем садиться на сталинградский. А с теткой этой не связывайся, держись нас".
   Мы познакомились. Сергей мне сразу понравился. Был он моложе меня, с хорошим открытым лицом. И я решила ехать с ними.
   Около часу ночи перрон зашевелился. Люди засуетились, стали тащить свои мешки кто в одну, кто в другую сторону. На перроне появилась милиция. Людей стали оттеснять от платформы.
   Пятеро мужчин нашей группы, а за ними и мы с Сергеем, пошли в конец перрона, как бы уходя со станции. Кончился перрон, ушли в сторону огни фонарей, мы оказались далеко от платформы, в темноте. Я не могла понять, как они собираются сесть на поезд, уйдя так далеко от освещенного перрона.
   Вскоре мы услышали шум приближающегося поезда. Два ярких луча прожектора паровоза ударили в глаза, поезд вихрем налетел, замелькали вагоны, сверкая яркими пятнами окон, и он почти весь ушел к освещенному перрону. Прямо около нас остановились только два последних вагона. На перроне слышались крики, там была давка и сутолока. Напротив нас находилась задняя дверь и лестница на крышу предпоследнего "мягкого" вагона.
   - Ложитесь около труб и не поднимайте головы! - услышали мы новую команду. Мы с Сергеем легли на крышу, которая оказалась довольно широкой, по обе стороны от трубы, обхватив трубу руками, и замерли. На перроне по-прежнему было шумно.
   Вдруг паровоз пронзительно загудел, зашипел спущенный пар, задвигались, застучали поршни, вагон дрогнул, качнулся, лязгнули буфера и мы почувствовали, что вагон под нами, вздрагивая, двинулся, все увеличивая скорость.
   Яркий свет перрона осветил наш вагон и нас, прижавшихся к его покатой, не очень уютной крыше. Кто-то из наших "пассажиров", не выдержав избытка чувств, приподнялся и, взмахнув кепкой, послал прощальный поклон оставшимся на земле. Послышался резкий милицейский свисток, но он уже не устрашил нас и скоро все вздохнули свободней, почувствовав себя в дороге. Мы улеглись поудобнее, не выпуская, однако, из своих объятий вагонную трубу с круглой остроконечной крышкой.
   Скорый поезд несся очень быстро, не останавливаясь на маленьких станциях. Сильный встречный поток воздуха прижимал нас к крыше, но стояло теплое время - конец лета - и не было холодно, хотя на мне была надета синяя хлопчатобумажная юбка, да короткий суконный жакет, перешитый из папиного военного френча.
   Мне вдруг вспомнился рассказ Джека Лондона "Дорога" о том, как он во времена "золотой лихорадки" пробирался вместе с другими бродягами на север, в Клондайк, по железной дороге. Он описывал, какую войну вели железнодорожники с бродягами, осаждавшими поезда, едущие на Север. Какие только уловки не применяли железнодорожники поездной бригады, чтобы отделаться от бродяг. Они спихивали их с подножек на ходу, забрасывали веревки с крючьями на крыши вагона, чтобы стащить оттуда безбилетных пассажиров. Бродяги умудрялись ехать даже под вагонами в металлических ящиках между колесами. И изобретательные проводники привязывали под вагоны груз на веревке, который, отскакивая от рельс бил, а часто и убивал прятавшихся там бродяг. В результате этого страшного поединка бродяг с поездной бригадой к концу дороги на поезде остался лишь один, еще не пойманный Джек Лондон. И когда, испробовавшие все самые варварские способы поимки и потерявшие надежду поймать последнего бродягу железнодорожники вдруг нашли его спящего в тендере паровоза, то ни у кого из них не поднялась рука для последнего удара и, прощенный, он доехал до своего "Золотого рая". А результатом всех этих поездок, исканий, страданий по "золотому Клондайку", была "золотая жила" творчества, которую нашел там великий писатель.
   Вот, приблизительно так, возможно с большими подробностями, я рассказывала о "Дороге" Дж. Лондона, на крыше мягкого вагона, своему новому другу в нашей "дороге".
   Но путешествие наше на этом не закончилось. После одной из остановок, когда поезд снова тронулся и развил захватывающую дух скорость, на крышах передних вагонов начались какая-то возня и шум. Послышался крик, и мы скорее почувствовали, чем услышали падение чего-то тяжелого с крыши поезда. Затем услышали приближающиеся по крышам шаги и увидели как к нам бегут, перескакивая с крыши на крышу, какие-то люди.
   Мой товарищ велел мне одеть на голову свою фуражку, а ноги, в белевших носочках, прикрыть юбкой. Я согнулась, натягивая на ноги юбку. Трое рослых парней перепрыгнули на нашу крышу и стали рассматривать лежащих на ней людей. Один подошел к нам. Сел рядом, закуривая. Спичка осветила лицо.
   - А ты куда едешь? - весело спросил он.
   - В Борисоглебск.
   - А, попутчики, значит, вместе поедем.
   В это время поезд стал замедлять ход, остановился на какой-то станции. Пришедшие направились к началу вагона. Сергей мне шепнул:
   - Зачем говоришь куда едешь, а то найдешь попутчиков. А ну, давай быстро слезать, а то они сейчас вернутся!
   Мы спустились с лестницы, Сергей велел мне стать на ступенях последнего вагона, там еще стояла на верхней ступеньке девушка с чемоданом, я встала ниже, а Сергей стал между вагонами, на буфера. Поезд тронулся. Долго мы стремительно неслись в ночь, было неудобно и холодно стоять на узких ступенях. На крышах опять слышалась беготня, крики. Потом все утихло. На следующей станции девушка с чемоданом сошла, и Сергей опустился на ступени, пропустив меня вверх.
   В 4 часа утра приехали на станцию Народную. На перроне послышались милицейские свистки, с крыш и подножек снимали "мешочников" и всех "лишних" пассажиров.
   Сергей с дядей и его товарищами приехали домой. Они слезли с крыши и позвали Сергея.
   - Идите! крикнул он им, - я должен девушку устроить.
   В это время дверь последнего вагона открылась и вышел заспанный проводник. К хвосту поезда приближалась толпа снятых с поезда "пассажиров" в окружении нескольких милиционеров.
   - Пожалуйста, пустите в вагон, а то билета не достали, студентка... - просил за меня Сергей. В это время из дверей показалась рослая фигура военного.
   - Девушку, конечно, нужно пустить! - весело заключил он, втаскивая меня за руку в тамбур. Поезд тронулся. В это время к нашему вагону приблизилась толпа снятых с поезда.
   - Здесь нет безбилетных? - строго спросил милиционер у кондуктора.
   - Нет никого! - авторитетно ответил за проводника военный.
   - До свидания, Сергей, спасибо тебе! - успела я крикнуть своему товарищу.
   - До свидания, я тебя найду! - кричал Сергей, на бегу размахивая фуражкой. Дверь в тамбур закрылась.
   В вагоне было тесно, но парни в гимнастерках раздвинулись, давая мне место.
   Подобревший проводник предложил всем умыться. Когда я, умытая, вышла из туалета, кто-то сказал:
   - А она оказывается беленькая, а мы думали, что цыганка! - и все весело засмеялись. Смеялась и я, вспомнив, какая черная вода стекала с моего лица и рук.
   Остальную часть пути я проехала без приключений, успела сделать все дела и вовремя оформиться в институт. Обратно в Воронеж я ехала уже в обыкновенном жестком вагоне, но зато под крышей.