НАЧАЛО ПУТИ
Проснулась я от ритмичного постукивания колёс и покачивания вагона. В глаза светил яркий утренний свет, солнечные лучи золотили жёлтые доски купе, весёлыми зайчиками плясали на маленьком столике, где мама уже расставила чашки для завтрака.
Паровоз загудел, приближаясь к какой-то станции, и я сразу вспомнила всё: погрузку, прощание с городом, начало нашего путешествия. Но почему-то всё грустное улетучилось вместе с ночной темнотой, а с солнечными лучами пришло чувство радости от предстоящей встречи с новым, неожиданным чудесным миром.
Я вскочила и увидела Тамочку, сидящую на лавке у окна. Быстро одевшись, я уселась рядом с ней. Перед нами расстилалась необъятная ширь полей и лугов, огромные реки пересекали нам путь, поезд с грохотом проносился по ажурным мостам над сверкающей водной гладью. Мы, как зачарованные, не сводили глаз с этих чудных живых картин.
Скоро мы привыкли к жизни на колёсах, налаживался наш быт. Утром, днём и вечером по вагонам разносили горячую пищу, нас регулярно снабжали горячим чаем, на станциях дежурные получали хлеб, продукты. Старшие по вагонам следили за порядком и чистотой.
Поезд наш шёл вне расписания, часто на разъездах и у семафоров простаивая по несколько часов, но мы не сетовали на это, так как нам разрешалось выходить из вагонов. Солдаты выносили переносные столбы с сеткой и устраивались волейбольные соревнования, дети играли на полянах в игры, собирали цветы. Всю дорогу в вагоне у нас на всех столиках в купе стояли свежие полевые, луговые и лесные цветы. Мамы наши усаживались в тени берёз и занимались вышиванием.
Наше путешествие на Дальний Восток продолжалось 28 дней. Но это были одни из лучших дней нашей жизни! Перед глазами встают чудесные картины природы, которые мы увидели из окон нашего поезда за эти долгие дни пути.
Папа хорошо знал этот путь, так как ехал за нами поездом, хотя и не так долго, как этот раз. Он предупреждал всех об интересном в пути и рассказывал нам историю названий тех или иных мест, которые мы проезжали, о реках, горных хребтах, лесах и озерах. Мы удивлялись, как много знал папа и как интересно обо всём рассказывал!
Так, мы заранее знали, что скоро будем переезжать Волгу. Все пассажиры уселись у окон и скоро увидели огромную величественно-спокойную реку, воспетую в песнях и любимую всеми русскими людьми - нашу Волгу.
Папа предупредил всех, когда мы подъезжали к столбу, разделяющему две части света - Европу и Азию и, так как поезд наш шёл медленно, мы хорошо его разглядели. Это был не очень большой памятник в виде белого каменного конуса, на прямоугольном основании, на стороне, обращённой к нам, крупными буквами было написано: "ЕВРОПА", а на обратной стороне, - "АЗИЯ".
Большое впечатление произвёл на нас Урал. Мы не отходили от окон и перед нами мелькали огромные каменные громады седого Урала. Часто мы с трудом могли видеть из окон вагона вершины этих мощных скал, перед нами мелькали разноцветные пласты гранита и других горных пород от светло-песочных, жёлтых, розоватых и красноватых до серых и тёмно-коричневых с чернотой - отшлифованных временем скалистых гор. Иногда скалы понижались, и мы видели до самого горизонта холмы и невысокие горы, покрытые стройным хвойным лесом. Тёмные ели взбегали на склоны Уральских гор, в междугорье светлели многочисленные озёра, окружённые еловыми и берёзовыми лесами. И ели, ели - одна стройнее другой, бежали мимо окон вагона, то поднимаясь высоко на скалы, то собираясь в густые еловые леса в низинах и междугорье.
Но вот и Урал оказался позади. Перед нами открылись просторы Западной Сибири. Тонкие берёзки на ровной болотистой низменности сменялись высокими светлыми берёзовыми лесами, реки спокойные, полноводные медленно и величественно текли с юга на север. Колёса гулко стучали, проезжая над ними по мостам, и мы с замиранием слушали рассказы отца об Иртыше и Оби, о покорении Сибири Ермаком. А вечерами, собравшись со всего вагона в соседних купе, мы пели старинные русские песни: "Ревела буря, дождь шумел", песни каторжан - "Слу-шай!" и "Динь-бом" и другие.
Динь-бом, динь-бом, слышен звон печальный,
Динь-бом, динь-бом, слышен звон кандальный,
Динь-бом, динь-бом, слышно там и тут,
Нашего товарища на каторгу ведут.
Когда же мы ехали по берегу Байкала, пели "Славное море священный Байкал".
Организатором этих вечерних спевок, как всегда, был наш папа. А потом просили спеть Надежду Вениаминовну и, хотя в пути не было рояля, она никогда не отказывалась. Пели и другие женщины, в вагоне оказалось много певуний. Так наши вечера, когда наступали сумерки и нельзя было любоваться картинами природы из окон поезда, превращались в импровизированные концерты русской народной песни и вечера старинного романса.
За эту дорогу семьи нашей части сдружились так крепко, как не сдружились за три года жизни в Липецке. А когда мы приехали на место жительства в маленькую таёжную деревушку, где располагалась наша лётная часть, то мы продолжали жить одной большой дружной семьёй.
ЗА ФИАЛКАМИ
В пути я подружилась с девочкой, моей одногодкой - Нелей. Она со своей мамой ехала в нашем вагоне. Мы играли с ней в купе и на прогулку выходили вместе.
Однажды поезд наш остановился среди огромного луга, поросшего невысокой сочной зелёной травой. Невдалеке был лес. Папа объявил стоянку, и все высыпали на зелёный ковёр. Красноармейцы вынесли лёгкие столбы с закреплённой волейбольной сеткой, быстро забили их в землю, и началась игра, в которой принимали участие и женщины. А остальные, усевшись вокруг "площадки", стали "болеть".
Дети рассыпались вокруг, играя в свои игры. Мы с Нелей стали собирать цветы, отойдя немного от вагона, увидели, что среди зелёной травы попадаются красивые крупные фиалки. Мы стали собирать их, и чем дальше отходили от поезда, тем больше их было. Наконец мы напали на огромную поляну фиалок. Крупные фиолетовые цветы были ещё в каплях росы. Мы нарвали уже по букету, издававшему нежный аромат, но продолжали собирать их. То и дело кто-нибудь из нас вскрикивал от восторга и звал подругу посмотреть, какие здесь крупные и красивые цветы!
Мы так увлеклись, что далеко отошли от поезда, забыв о строгих путевых правилах. И в это время паровоз загудел. Мы опомнились, оторвали свой взгляд от поля с фиалками и увидели, как красноармейцы быстро сворачивают сетку, а женщины, подгоняя резвящихся ребят, садятся по вагонам. Только сейчас мы поняли, что, увлекшись цветами, мы не только далеко отошли от поезда, но ушли не в сторону головы поезда, а в сторону хвоста, чем ещё раз нарушили наши путевые правила. Мы бросились к составу. Мы видели, как все пассажиры уселись в вагоны, последними вскочили в вагон красноармейцы со столбами и волейбольной сеткой, как состав наш ещё постоял на месте, а паровоз, отдуваясь парами, попыхтел, потом еще раз загудел, предупреждая пассажиров и, задвигав поршнями, медленно тронулся.
Вагоны с лязгом дёрнулись один за, другим, поезд двинулся и пошел, сначала очень медленно, постепенно прибавляя скорость. В ужасе мы бежали по полю, теряя фиалки, мимо нас уже проехали последние вагоны с семьями и, когда нам казалось, что уже ничто не может нам помочь, нас, бегущих из последних сил, увидели красноармейцы из проходящего мимо своего вагона. Трое красноармейцев спрыгнули из вагона, побежали навстречу, схватили нас за руки и огромными скачками понеслись за проезжавшим мимо поездом. Мы с Нелей едва касались ногами земли и, когда в сопровождении своих скороходов, домчались до последнего вагона, нас подхватили десятки рук, и мы вмиг оказались среди обступивших нас, весело смеющихся красноармейцев.
И в это время поезд резко затормозил, заскрежетали колеса, вагон сильно качнуло, так, что все чуть не попадали с ног, и мы с Нелей увидели бегущего к нашему вагону моего папу.
Ну, о том, что нам с Нелей попало за "самоволку", я рассказывать не буду, скажу только, что следующие двое суток мы сидели под домашним арестом и о свободе нам лишь напоминали чудом уцелевшие букеты огромных нежных фиалок.
ПО БАЙКАЛУ
Ещё интереснее стало наше путешествие по Восточной Сибири. Началась тайга. Огромные лесные просторы, бескрайние, доходящие до горизонта, громадные луга, полноводные реки производили на нас огромнейшее впечатление. Наряду со знакомыми нам породами деревьев и цветами, всё чаще встречались незнакомые. Пушистые "самсончики" были непривычного жёлтого цвета, а наряду с фиолетовыми, знакомыми нам ирисами, были целые поляны жёлтых и голубых. Огромные ромашки, колокольчики и множество других цветов радовали глаз по всему пути нашего следования на Дальний Восток.
Но вот папа сказал, что мы приближаемся к Байкалу - самому глубокому озеру земного шара. Он рассказал нам, что в Байкал впадает множество рек, а вытекает из него всего одна - удивительно чистая и прозрачная Ангара.
Мы все с интересом ждали встречи с Ангарой. На одной из остановок мы с папой, а также Соколовы, перешли из своего вагона в предпоследний товарный вагон. В глубине его стояли какие-то ящики, а середина была пустой. Папа открыл двери вагона, вставил в железные скобы огромный засов и мы сели у края на ящики, держась за это бревно.
В вагон пахнуло свежим влажным дыханием реки, Стояло солнечное раннее утро. Поезд не торопясь отъехал от маленькой станции, сделал плавный поворот, и впереди мы увидели весь наш состав, во главе с паровозом, изгибающийся на фоне ещё невысоких предгорий Байкала. Слева широкой лентой показалась Ангара.
Поезд ехал по узкому полотну: справа - покрытые зеленью горы с каменистыми склонами, слева - рядом с насыпью железнодорожного полотна - Ангара. Действительно, такую красоту трудно было себе представить! И ещё труднее описать словами - это нужно видеть!
Глубокая, даже у берега, река была чиста и прозрачна до самого дна. На дне были хорошо видны мелкие камни. В золотистых бликах, отражённых солнцем, по самому дну быстро скользили большие тёмные рыбы. У берега вода струилась мелкими упругими струйками, на середине - спокойная и гладкая, она всё же стремительно неслась нам навстречу, неся в себе чистую, как слеза, байкальскую воду. Свежий, чуть холодноватый воздух раннего утра, яркое, поднимающееся из-за гор солнце, поезд, плавно повторяющий изгибы реки, россыпь камней на склонах гор - всё это дополняло картину неповторимой встречи с воспетой в легендах и сказаниях красавицей-рекой Ангарой.
Не помню сейчас точно, сколько времени мы ехали так вдоль Ангары, может быть весь день, к вечеру мы вернулись в свой вагон. А утром, проснувшись, узнали, что поезд едет по берегу Байкала.
Сейчас уже поезда не ходят этой дорогой, путь спрямили и поезда идут гораздо быстрее. Но тогда, в 1934 году, линия железной дороги огибала южную часть Байкала и с того места, где из него вытекает Ангара, опускалась к югу, затем шла, огибая Байкал, к северу, а потом уже, ветка железной дороги, как бы нехотя оторвавшись от Байкала, резко поворачивала на восток.
На этом отрезке пути, в скальных отрогах Хамар-Дабана нам встретилось 68 туннелей. Самый большой их них была такой длины, что поезд наш шёл по нему тридцать минут.
Наскоро позавтракав, мы на первой же остановке снова перешли в товарный вагон и долго ехали в нём, пока не начались туннели, наслаждаясь красотой чудесного озера-моря, - противоположного берега Байкала не было видно. Поезд ехал по узкой кромке железнодорожного полотна, усыпанного щебнем из горных пород, окружавших озеро. Справа, над полотном дороги возвышались высокие живописные скалы. Высоко вверху на некоторых, более, низких, рос хвойный лес, другие представляли собой голые скалы, но все они крутыми неприступными стенами обрывались к Байкалу.
Слева, рядом с железнодорожной насыпью, отделённый от дороги небольшим каменным спуском, буквально в двух метрах от нас, был Байкал. Горы полукольцом окружали его, а некоторые подходили к самой воде, так что издали казалось, что рельсы сейчас уйдут в воду. Но на пути повернувшего к Байкалу паровоза, в огромной скале вдруг вырисовывалось тёмное круглое отверстие - туннель, и поезд с громким гудком исчезал в горе, а за ним, извиваясь, уходил в туннель и весь состав.
Мы ехали в товарном вагоне всё утро до того, как поезд остановился на маленькой остановке - у семафора. Здесь мы покинули свою "ложу", и остальной путь по Байкалу ехали в своём вагоне, Дальше начинались туннели.
На этой остановке из поезда высыпали все пассажиры. Здесь площадка вокруг железной дороги немного увеличилась, но Байкал по-прежнему был рядом. Мы подходили близко к озеру, но спускаться к нему по крутой насыпи нам не разрешили.
Ребята искали в осыпях красивые камешки, и вдруг кто-то крикнул:
- Смотрите, козёл!
Почти рядом с нами, на высокой горной гряде, на каменистом выступе стоял, как изваяние, горный козёл. Его силуэт чётко выделялся на фоне синего неба. Все четыре ноги стояли близко одна к другой, как бы собранные для прыжка. Маленькая головка, повёрнутая в нашу сторону, была увенчана огромными полукруглыми рогами, которые, казалось, своей тяжестью оттягивали назад гордую голову.
Все стали показывать на козла руками и громко спорить о нём - козёл не шевелился. Некоторые любители попробовали докинуть до него камнем, но камень не долетел и до половины скалы. Поезд долго стоял у закрытого семафора, а козёл не шевелился. Тогда кто-то предположил, что это не живой козёл, а каменное изваяние, некий "памятник природы". Начались споры. Прошло ещё минут пятнадцать, и все решили, что каменного козла приняли за живого, стали смеяться над собой, вспоминая, кто же это первый ввёл всех в заблуждение. И тут семафор поднялся, паровоз хрипло рявкнул, "каменное изваяние" козла вдруг подпрыгнуло высоко вверх, сделало несколько невероятных прыжков по самому краю обрыва и исчезло за скалой.
Пассажиры с весёлым смехом стали залезать в вагоны. Много ещё было разговоров о горном козле, так весело разыгравшем всех нас.
Долго Байкал открывал перед нами свои изумительные по красоте и величию картины. В некоторых местах он подходил вплотную к полотну железной дороги, и только невысокий крутой спуск к нему отделял нас от его синих глубин.
Однажды нас надолго задержали у семафора, недалеко от чернеющего отверстия в очередной туннель. Мы вдоволь налюбовались беспредельной синевой Байкала и надышались его свежим воздухом, настоянном на крепком хвойном аромате горной тайги. Но стоянка сильно затянулась. Как потом мы узнали, впереди нас, на таком же красивом повороте, случилось крушение поезда. Сошедший с рельс поезд, полностью ушёл в Байкал, не оставив о себе и следа. И лишь ехавший в конце состава вагон-ресторан, из-за своей неисправности, каким-то чудом отцепился от всего поезда и остался стоять на пути. Это известие потрясло всех. И мы уже со страхом смотрели на спокойные синие воды Байкала, который открыл нам, какие дикие силы природы таятся в глубинах этого, тихого на вид, бескрайнего озера.
"ПЛЯШУЩИЕ ЧЕЛОВЕЧКИ"
И вот Байкал позади. Вновь с обеих сторон поезда потянулись хвойные леса, преимущественно состоящие из кедра, пихты и лиственницы. Это была уже тайга - дремучая, необозримая, необъятная.
Мы с сестрой не отрывались от окна, так всё было ново и интересно. Переехали Енисей. Таких просторов, такой необозримой дали, громады лесов - мы прежде не видели.
А станции маленькие, затерянные в тайге, часто имели смешные удивительные названия: "Тайга", "Зима", "Ерофей Павлович" и другие. Папа нам объяснял, почему они так называются. И снова перед нами открывался интересный мир событий и людей, давший таёжным станциям и городам свои имена. Папа рассказал нам о Ерофее Павловиче Хабарове - русском землепроходце, открывшем новые неисследованные земли, человеке, который в дикой тайге не только организовал новые поселения, но научил людей - охотников, рыболовов сеять хлеб и заниматься земледелием.
Много интересного мы увидели за время долгого путешествия и много узнали, благодаря рассказам нашего отца. С нами в вагоне ехал со своей семьёй сын одного лётчика нашей части - Гриша Левин. Ему было лет пятнадцать, был он весёлый и общительный человек. На остановках Гриша затевал интересные игры, умел рассказывать весёлые и занятные истории, а мы, ребята, часто собирались со всего вагона в одно купе, чтобы послушать его.
Однажды поезд наш остановился среди тайги, у семафора. Папа отдал команду старшим по вагонам на длительную прогулку, примерно часа на два. Изо всех вагонов посыпала детвора, вышли на лужайку и взрослые. Стояла сухая жаркая погода, в тайге было много ягоды. Спросили разрешения пособирать ягоды. Разрешили, но только с краю леса, на полянке, не углубляясь в тайгу. Место было очень красивое. Негустой хвойный лес подходил к поляне, а невдалеке над лесом возвышалась сопка - невысокая безлесная гора, на вершине её, как огромный сундук, возвышался прямоугольный камень.
Красноармейцы, собравшись кучкой и глядя на эту гору, заспорили, что это за камень и можно ли на него влезть. Мы, ребята, крутились тут же, прислушиваясь к спору.
Трое красноармейцев отделились от группы и быстро направились в лес, решив забраться на сопку и влезть на этот камень. С ними увязался и Гриша Левин. Скоро они исчезли в лесу, а их товарищи и те, кто слышал этот спор, стали смотреть в сторону сопки, когда появится на ней наши искатели приключений. Наконец они действительно, показались на склоне сопки, поднялись по ней без всяких препятствий и стали карабкаться на "сундук", который оказался, судя по их фигуркам, величиной с вагон, а сами они были похожи на маленьких гномов из сказки братьев Гримм. Скоро они, карабкаясь и помогая друг другу, взобрались на скалу, и мы увидели на ней четырёх "пляшущих человечков". Особенно старательно выплясывал Гриша Левин. Мы громко смеялись. Наш смех привлёк внимание остальных пассажиров. Скоро около нас собралась целая толпа, все смеялись и махали руками. Папа был около машиниста и не видел "танца дикарей". И в это время вдруг загудел паровоз - сигнал посадки. Его услышали и плясуны. Они кубарем скатились со скалы и стали спускаться с сопки, где бегом, где ползком. А Гриша, чтобы окончательно развлечь "публику", стал спускаться "катом".
Машинист дал второй гудок - но никто не садился в поезд, все были захвачены необычным кроссом. И лишь когда увидели идущего в нашу сторону "начальника эшелона" - все стали садиться в вагоны, чтобы не выдать "плясунов", а сами искатели приключений успели скрыться в лесу.
После третьего гудка, старшие вагонов, обычно, докладывали нашему папе о полном порядке, и он давал сигнал трогаться. Когда старшая вагона, в котором ехал Гриша, начала докладывать о готовности, он сам вышел из леса, в сопровождении своих спутников. Папа уже увидел их и строго отчитал подошедших красноармейцев, а Гриша был отправлен под "домашний арест".
После этого инцидента все разошлись по вагонам, и только тогда поезд тронулся. В дальнейшем подобные прогулки больше не повторялись.
ВСТРЕЧА В ПУТИ
Стоял конец июля. Лето было сухое, жаркое. Пассажирам напоминали, чтобы в пути не бросали горящие спички или окурки. Всюду на станциях были предупредительные надписи. Но всё же часты были таёжные пожары. Когда наступали сумерки, далеко на горизонте, то в одном, то в другом, а иногда сразу в нескольких местах, мы видели золотые змейки - это где-то горела тайга. Однажды наш поезд долго держали на полустанке - впереди горел лес.
Иногда мы проезжали по гарям. Страшно было смотреть на чёрный мёртвый лес, протянувшийся на много километров в стороны. Жутко было представить себе картину этого бедствия.
Но вот поезд наш стал переезжать Яблоновый хребет. Дорога заметно пошла на подъём. Перевалив невысокий хребет, поезд пошёл под уклон. Это движение вниз было ещё тревожнее. Часто поезд тормозил, тогда в вагонах всё содрогалось, вещи и люди падали с полок, а поезд, поскрипев тормозами, снова начинал спуск. Предупреждённые заранее, что надо быть внимательными и крепче держаться за поручни на полках, мы со страхом ждали этого спуска, представляя себе Яблоновый хребет в виде яблока, с крутого бока которого мы будем спускаться вместе с паровозом и боялись, что поезд перевернётся.
Но страхи наши были напрасны. Всё обошлось благополучно, не считая нескольких шишек, набитых неосторожными пассажирами. А поезд уже снова шел по равнине и кругом, сколько видно было глазу, простиралась тайга.
Вспоминаю ещё одно дорожное событие, внесшее разнообразие в нашу путевую жизнь и закончившееся так неожиданно.
В пути наш поезд несколько раз обгонял другой воинский эшелон. Началось это ещё за Уралом. Однажды, когда мы стояли на какой-то станции, мимо нас проехал эшелон. На платформах стояли зачехлённые танки и танкисты - молодые весёлые ребята, в комбинезонах и шлемах, весело помахали нам, а какой-то весельчак пожелал "счастливо оставаться".
Мы скоро забыли об этом случае, но однажды поезд наш на полном ходу прошёл мимо стоявшего знакомого эшелона, и уже мы весело махали танкистам и желали им "счастливо оставаться". С тех пор время от времени, то они обгоняли нас, то мы их. Бывало, что несколько дней эшелоны наши не встречались, и мы уже думали, что пути наши разошлись, но вдруг опять мимо нас с грохотом проносились силуэты танков, а весёлые лица танкистов, кричащие нам что-то, уже казались близкими знакомыми.
Так продолжалось довольно долго. Мы уже ехали по Восточной Сибири, эшелон подъезжал к Амуру. Мы стояли у семафора на станции - ждали разрешения на проезд по огромному мосту через Амур. Пассажиры высыпали из вагонов и гуляли здесь же, вдоль рельс. С минуты на минуту мы ждали сигнала к отправлению. И вдруг, на соседний путь неожиданно подъехал знакомый эшелон. Увидев нас, танкисты замахали шлемами, как старым знакомым. Дети, завидев танкистов, запрыгали и закричали, думая, что эшелон, как всегда, промчится мимо. Но он вдруг стал замедлять ход и, заскрежетав тормозами, остановился. Танкисты стали спрыгивать с платформ.
И тут мы увидели, что от прибывшего эшелона к нашему поезду бежит крепкий, широкоплечий танкист. Комбинезон его ловко был перехвачен командирским ремнём, в петлицах горели "кубари", на груди перекрещивались ремни полевой сумки и планшета, а сбоку, в тяжёлой кобуре висел наган. Это был командир эшелона танкистов. Он легко подбежал к нашему эшелону, на ходу спрашивая у пассажиров, где начальник эшелона. Ему указали на наш вагон.
А в это время навстречу ему также легко бежал уже немолодой, но подтянутый худощавый наш начальник эшелона, с тёмной "шпалой" в голубых петлицах. На глазах у пассажиров - танкистов и женщин нашего эшелона, два командира, не добежав друг до друга, вдруг остановились, изумлённо и как бы не веря своим глазам, разглядывая друг друга, и с возгласами:
- Дядя Гриша!
- Виня! - бросились в объятия друг другу.
И, как по команде, танкисты от своих вагонов подбежали к нашему поезду. Их окружили женщины и ребятишки, начались расспросы, разговоры и казалось, что это добрые старые друзья встретились в пути.
А дядя Гриша с племянником Вениамином Павловичем Рязанцевым (сыном папиной сестры Прасковьи Ивановны), уже сидели у нас в купе, спеша рассказать друг другу о своей жизни, о родных. Оказалось, что дядя Виня назначен на Дальний Восток, в город Никольск-Уссурийск.
Мы с Тамочкой с интересом разглядывали нашего двоюродного брата, его чуть широковатое мужественное лицо, прямой нос, серые добрые глаза, волевой, с ямочкой подбородок и, надо сказать, что "дядя Виня" нам очень понравился.
Но эта встреча была недолгой. Скоро паровоз наш загудел, мы попрощались с дядей Виней. Папа вышел с ним из вагона, пассажиры заняли свои места, поезд медленно тронулся, а дядя Виня и его танкисты долго махали нам вслед.
С этой станции наши эшелоны больше не встречались. Но с Вениамином Павловичем нас ещё свела судьба - через год нашей жизни на Дальнем Востоке мы переехали в Никольск-Уссурийск и даже жили вместе с ним, о чём я расскажу дальше.
КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ
Из последнего этапа нашего путешествиями, на Дальний Восток мне запомнился Амур и город Хабаровск, широко раскинувшийся своими деревянными строениями вдоль огромной реки. Смутно вспоминается мне последняя крупная станция какого-то большого города - Владивостока или Никольск-Уссурийска, не помню точно.
Наконец наше путешествие по железной дороге закончилось на маленькой пустынной станции, где полдня разгружался наш эшелон.
Было тоскливо и неуютно. Недавно здесь прошли дожди и земля - чёрная, жирная - была влажной. Колеи размокли и дороги стали непроходимыми. Скоро за нами приехали несколько тракторов с большими прицепами, в которые стали грузить вещи.
В первую очередь грузили семьи с маленькими детьми и Соколовы, вместе с другими, скоро уехали. А мы весь день сидели на своих вещах и только когда все семьи были отправлены, уже вечером, наконец, погрузили и наши вещи. Мы, сев на прицеп, поехали к нашему новому месту жительства.
Не раз в этот день мы вспоминали тёплый вагон и уютное купе, которое столько дней было нашим домом!
Долго продолжалась эта утомительная езда. Уже наступила ночь, когда мы, наконец, приехали в село.
Село Ляличи, в котором нам предстояло жить, встретило нас неприветливо. Почти в полной темноте - в редких окошках светился тусклый свет керосиновых ламп, - мы проехали через, всё село и остановились на его окраине у просторной хаты, стоявшей в стороне от других строений.
Красноармейцы, помогавшие при погрузке, вместе с папой внесли в дом вещи, папа открыл сундук, достал наши постели. Мы все наскоро перекусили и папа, оставив нас одних, ушёл устраивать на ночлег красноармейцев.
Мы с Тамочкой очень устали и почти не понимали происходящего. Мама постелила всем вместе на полу (он оказался чисто вымытым), и мы, едва добравшись до постели, сразу крепко уснули и только иногда вздрагивали во сне, когда на остановках "поезд тормозил", а "вагоны" дёргались, толкая и подбрасывая сонных людей.
Скоро в селе потухли последние светящиеся окна в домах, где устраивались на ночь новосёлы, и оно погрузилось в спокойный мирный сон.